Трансмутация [СИ] - Алла Белолипецкая

— Это вряд ли возможно. — Фил вздохнул.

— Отчего же?

— Ты не сможешь доказать, что была безликой. У тебя паспорт на имя другой женщины. — Он решил промолчать пока о том, что женщина эта — одна из сестер Ивара Озолса, чьих лиц Маша даже не смогла вспомнить. — И нет документов, подтверждающих, что её экстракция была добровольной. А сейчас законы Балтсоюза в этом аспекте доработали — хоть и с большим запозданием.

«И ты сама можешь оказаться под судом, — добавил Фил мысленно, — если расскажешь, кто ты на самом деле. Взять хотя бы Максима Берестова: после того, как тело Ивара Озолса опознали по медальону, он с такой внешностью и генотипом никогда не сможет появиться в Балтсоюзе. Хотя Ивар-то сам попросил Настасью об экстракции — только документов не успел оформить. И не для того я убил Сюзанну, которая могла бы уличить тебя в нелегальной трансмутации, чтобы теперь позволить тебе засветиться».

— Настасья сказала мне, — проговорила между тем его жена, — что один суд уже был: над полицейским, который помогал ей и её другу покинуть Ригу и сильно при этом пострадал: едва ни лишился ноги. И там выступала в качестве адвоката Настасьина подруга — Ирма фон Берг. Это было её первое дело, и она его выиграла. Даже вытребовала компенсацию с тех, кто снял того полицейского на видеокамеру: за моральный ущерб. Дескать, тот из-за этого испытал столь сильный стресс, что уехал из Риги и чуть было не погиб, поскольку не осознавал, какой опасности подвергает свою жизнь. А потом я видела эту Ирму по телевизору, и она сказала, что дальнейшая её цель — защита конституционных прав безликих. Возможно, я могла бы встретиться с ней — рассказать обо всем. Когда я приду в нормальное состояние, конечно. Если приду.

Женщина замолчала — явно утомившись. И её голова привычно повисла на шее, мышцы которой давно утратили тонус.

«Ничего, — подумал её Фил, — физиотерапия ей поможет». И это было не просто предположение. Когда завершились все их дела в Новом Китеже, Максим Берестов передал ему капсулу, заполненную мозговым экстрактом диковинного донора: уродливой пожилой женщины, трансмутировать в которую добровольно не пожелал бы никто. Очевидно, она была преступницей, приговоренной к принудительной экстракции. «Вам понадобится материал для апробации, — сказал ему тогда Берестов, — можете использовать это».

И великий генетик был прав, конечно же.

Когда профессор трансмутировал в Дениса Молодцова — никто не заметил подмены. Трансмутанта мол бы разоблачить начальник охраны Молодцова, но — случайно повезло: он оказался старым знакомым Фила еще по тем временам, когда они оба состояли на службе в одной и той же организации ЕАК. Он, разумеется, Фила не узнал, зато сам Фил узнал его мгновенно. И еще тогда, во время остановки в Тверской губернии, они заключили пакт о сотрудничестве. Бывший коллега Фила, если что, должен был забрать Марью Рябову из психиатрического санатория под Юрмалой — где, как показал анализ перемещений Розена, сенатор пробыл на днях несколько часов. И, кроме того, начальнику охраны была отведена затем важнейшая роль: научить Фила изображать из себя Дениса Молодцова. С чем он весьма успешно справился.

Так что, сделавшись в глазах всех президентом «Перерождения», Фил всего через две недели поставил первый опыт по деэкстракции человека. Но, уж конечно, поставил он его не на своей жене. Когда Макс покидал Ригу, ему пришлось запереть в собственной квартире двух своих соседок: мать с маленькой дочерью. А через сутки дверной замок автоматически открылся, и в квартиру Макса прибыли сотрудники службы защиты животных — как было оговорено в контракте о найме жилья. И вышло так, что один из этих сотрудников оказался отцом той самой девочки, в которую трансмутировала дочь соседки: он узнал в ней черты своего ребенка. О чем и написал потом в сопроводительном письме — вместе с которым оставил обезличенную женщину на ступенях Общественного госпиталя. Девочку тот человек не тронул — вернул её отцу. А вот её мать свозил на исправление: к колберам.

Когда до Фила дошла эта история (он продолжал пристально следить за новостями из Балтсоюза), он тут же решил, кто станет первым реципиентом при испытании его технологии. И прошло это испытание вполне успешно: преступная мать, хоть и переменившаяся в лице, смогла вернуться к более или менее нормальной жизни. Хотя Фил не собирался рассказывать об этом Максиму Берестову — как не собирался раскрывать ему правду о действительной степени своего родства с Настасьей.

Из-за этого он испытывал некоторые угрызения совести, но куда больше Фила волновало сейчас другое. И он спросил:

— Ты могла бы простить меня за то, что я сделал тогда?

— Ты — ничего не делал. — Маша бледно усмехнулась.

— Вот именно. Я был так поглощен реализацией плана по нашему освобождению, что совершенно позабыл о безопасности. Я ведь знаю точно: то появление колберов на пляже не было случайным. Это Михаил Молодцов направил их туда.

— Молодцов? — Вот теперь его жена удивилась по-настоящему, даже вскинула поникшую голову. — Но как такое возможно? Ведь он сам стал их жертвой.

— Трагическое недоразумение — для него. Рука Немезиды — объективно. Я потом отыскал его мобильник — он остался в песке на берегу. И там была его переписка с теми колберами. Он написал им буквально следующее. — Филипп Рябов чуть прикрыл глаза и произнес по памяти слова, прочитанные им не менее сотни раз: — На пляже будут трое мужчин и одна женщина. Как только один из мужчин покинет пляж — приступайте.

— И этим мужчиной оказался ты, а не сам Молодцов, — прошептала Маша.

— Верно. А своего нанимателя колберы в лицо не знали. И — приступили. Причем первым подстрелили именно Молодцова, и он, вероятно, даже не успел понять, что перехитрил самого себя. Вот уж воистину: не рой другому яму…

Маша молчала минуту или полторы, потом с усилием выговорила:

— Но, по крайней мере, ты спас нашу дочь.

— Да, — Фил улыбнулся с печалью, — вот только она продолжает считать, что она не дочь мне, а внучка.

— Так вот оно что: ты ей не сказал…

— Мы с Настасьей переживаем сейчас не лучший период в наших взаимоотношениях. Она ведь не знала всё это время, что ты осталась жива — я не стал ей говорить. А потом еще — вот это. — Фил помахал раскрытой ладонью перед своим новым лицом. — Если она вдобавок узнает, что я девять лет дурил ей голову — притворяясь её дедом